Пойманного конокрада Холл сдал городскому мэру еще вчера утром. За спившегося воришку дали целых восемь серебряных, и вполне очевидно, почему Холл задержался в местном трактире на целые сутки. Поэтому на свет божий Орвуд выбрался с головной болью, жутким привкусом во рту и очень полегчавшими карманами.
А ведь неделю назад ему исполнилось двадцать шесть, и в долгой погоне за вором идея как следует загулять в первом попавшемся трактире казалась самой лучшей мыслью, что посещала его голову за последние лет восемь. Выдалась холодная погода, и Холл гнался за конокрадом четвертый день подряд, не сходя с его следа, и проклинал баронов, которые никак не хотели объявлять друг другу войну, чтобы Холл бросил никчемные погони и охоту за голову и занялся бы уже настоящим делом, которое знал и любил. В общем, можно понять простую слабость наемника и его разочарование этим серым, промозглым ноябрьским утром, когда небо затянули тучи, голову – тяжелые мысли, и какой-то возница на разбитой телеге решил окатить наемника грязью из дорожной лужи.
- Остолоп! Здесь улицы, а не деревня! – Прорычал Холл вслед укатившей телеге. В сумятице он кого-то задел или повалил, пятясь назад от колесных брызг, и теперь оглянулся, чтобы рассмотреть бедолагу.
- Извини, приятель, этот придурок был слепым, зуб даю.
И если случайный прохожий, которым оказался некто Джон, бредущий по городу со своим мулом, посмотрел на шумного, большого незнакомца внимательнее, он бы увидел, что выглядит молодой мужчина вполне на свой возраст, что на скулах у него негустая темная поросль, которая появляется от большой лени или большой занятости, что глаза у незнакомца очень синие и яркие, какие пошли бы больше лорду или королевскому гвардейцу, а никак не проходимцу в такой дыре, и что проходимец этот увешан оружием с ног до головы: меч на поясе, изогнутый топорик странной формы за спиной, а на коне, которого Холл вед в поводу, можно было заметить и небольшой арбалет не самой топорной работы. В общем, перед глазами Джона предстал сборный идеал наемника разлива девятого века от Откровения Игниса, каких можно отыскать сотни по городским кабакам и трактирам, праздно шатающимся, когда нет войн и стычек, и нередко прячущихся от стражи или дознавателей.
- Но это нормально. Это бывает. – Процедил Холл, стиснув зубы и смотря вслед вознице. – Но-о, ты-то не говори мне.
Орвуд натянул поводья, почувствовав, что конь упрямится и не хочет идти.
- Все нормально, приятель?
И только сейчас наемник опять посмотрел на парня, не выказывая желания помочь ему оправится или подняться.

Недолго думая, Холл решил двинуть коню в зубы, чтобы тот одумался и пошел, куда ему велено. Такая тактика сработала довольно быстро, конь всхрапнул и перебрал копытами, а Орвуд, кривясь, потряс рукой в перчатке, явно жалея об ушибленных костяшках. И здесь незнакомый отрок решил рассердиться.
В другой день Холл и не заметил бы невежливого обращения и вопроса со стороны парня, у которого молоко на губах не обсохло, и наемник просто прошел бы мимо, не удостоив его ответа. Но в другой день у Холла водились день, Холл был весел, что случалось часто, в другой день Холл не страдал от жуткого похмелья и не винил себя за приятную, но бессмысленную попойку. Поэтому Орвуд еще раз остановил коня, развернулся к юноше и крепко схватил его за груди, приподнимая вверх.
- Сопля, вконец разум потеряла? До мамы-папы дойти на своих двоих хочешь или помочь тебе, бедному? Кто тебя такие вопросы научил спрашивать, скажи мне, и я избавлю этот мир от главной его ошибки.
Оказывается, эти милые синие глаза могут быть и донельзя злыми, когда нужно. И негромкий хриплый шепот, произнесенный почти ласково, интимно, на ухо юноше, может пугать сильнее самого громкого крика. Орвуд, не отпуская одежд парня, покосился по сторонам, и опять посмотрел на дерзкого молодца.
- А, сопля? – Чувствуя, что из-за недостатка образования Орвуда парень может не сразу понять его, Холл встряхнул его как следует, чтобы клацнули зубы, а потом медленно поставил на место, расправляя плащ на груди бедняги и заботливо поправляя капюшон.
- Так о чем ты спросил меня, парень? Или ты…
Холл, на лице которого вначале расцвела, а потом завяла дружелюбная улыбка, вдруг нахмурился, склонился ближе к юноше, подозрительно втянул носом воздух, и всмотрелся в его лицо, щурясь, отчего в синих глазах заплясали веселые, но недобрые искорки.
- …и не парень-то толком, а?
Холл вдруг хохотнул, словно отмочил самую веселую из своих шуток за последнее время, а потом похлопал по груди парня, желая как следует отряхнуть его и расправить одежду.
И в этом простом деле он неожиданно проявил изрядное усердие и заботу.

После того, как «парень» оттолкнул Холла и спешно стал забираться в седло, наемник еще громче расхохотался, хлопнув себя по ноге, и громко заговорил:
- Ну так-так-так, ну дела. Я такое и не видел, только в сказке слышал. А тут на, бери, вживую… ощущай.
Лицо Орвуда совсем не могло долго прожить без улыбки, поэтому нет-нет, а прорывалось она сквозь сжатые губы, сквозь серьезность во взгляде, сквозь внезапно напущенную скромность и заговорщицкий тон, которым Холл прошептал, пока «юноша» забирался… лась? в седло.
- Не бойся, красавица, твоя тайна умрет вместе с моими ладонями. Куда путь держишь? К страстному жениху? От ретивого мужа? Или от родни, что вконец заела, свободной жизни не дает и за человека не держит?
Холл просто забавлялся, наугад сыпля вопросами и даже не подозревая, что какой-то из них действительно попадет в цель. Наемнику впервые за день удалось вдосталь развеселиться, и упускать такой источник счастья (пусть и собственного) Холл просто так не собирался. Еще раз фыркнув, Орвуд потрепал мула по загривку, задерживая спешащего ездока, и приблизился еще ближе, так же доверительно и со столь же серьезным выражением шепча:
- Не принимай поспешных решений, красавица. Я и помочь смогу. Защитить в дороге, отогнать злодеев, лишить жизни старую ведьму, что тебе жизнь испортила! Я-то, может, и сам не тот, кем кажусь.
И Орвуд Холл, улыбаясь во все свои двадцать девять зубов (мудрости парню немного не хватило), притопнул сапогами на грязной дороге и залихватски выставил руку в сторону, опять давая возможность вволю на себя поглазеть.
Теперь даже потрепанный берет сидел на его курчавой голове с каким-то особенным шиком, а кожаный джеркин, оказывалось, таил следы былых схваток с дикими зверями и отчаянными преступниками. По крайней мере, так думал сам Холл, продолжая улыбаться и заигрывать с незнакомой девицей, ряженной парнем. Уж что-то, а от возможности произвести на слабый пол впечатление Орвуд никогда не отказывался, объясняя это в кругу знакомых коротко и ясно: «чтобы не терять форму».

Разулыбчивый и распрекрасный Холл постепенно, секунда за секундой стал скисать, все еще придерживая мула за поводья и не давая животному сдвинуться с места. Когда же улыбка вконец стерлась с мужского лица, наемник вздохнул и сказал:
- Ну это нормально.
А затем с настораживающим вниманием опять посмотрел на девицу. Взгляду, правда, помешал мул, который решил послушаться хозяйку и отодвинуть Холла в сторону, и Холл отодвинулся, но натянул чужие поводья и заставил упрямое животное развернуться на месте и задержаться еще на некоторое время.
- Так что… - Холл приблизился к незнакомке в третий раз и опять потянул носом воздух, как гончая. – Здесь замешана тайна, на которой можно заработать? Или ты, красавица, настолько опасна, что убьешь меня одним взглядом?
Холл скривил губы в усмешке, явно стараясь поддеть невозмутимую и диковатую девушку, и опять натянул ее поводья, останавливая ретивого мула.
- И невежливо это, красавица… - заговорил Орвуд на повышенном тоне так, что его с легкостью могли услышать все, кто случайно оказался вместе с ними на этом перекрестке у самого выхода из города, - …уезжать, когда с тобой хотят поговорить! Куда же ты, одна-одиношенька, путь держишь в такие лихие дни?
Все-таки синие глаза не таили ничего хорошего, даже несмотря на то, что были такими синими и даже красивыми. Не надо было долго раздумывать, чтобы понять, что Холл просто мстил несговорчивой и нелюдимой девице, едва заметив, что она боится любого публичного раскрытия своей настоящей личности. А у Орвуда еще болела голова, и настроение после короткой вспышки вновь пропало, и карманы были пусты, и единственное, что наемник мог раздавать с утра безвозмездно, была злая ирония и жестокие шутки.

И даже в похмелье, заслышав пресловутое «деньги», разум Холла начинал работать с удивительным усердием и прилежностью. То, что предложенными деньгами девица собиралась заткнуть Орвуду рот, было само собой разумеющимся. Равно как и то, что она стеснялась своего женского естества и стремилась выдать себя за парня, причем не самым уверенным образом. Значит, делает она это впервые и, судя по всему, очень недолго, потому что опытный лицемер никогда не станет задирать на улице небритого мужчину с оружием и плохим настроением. К тому же, она первая завела разговор о деньгах, даже не назвав толком твердого их количества, значит, в другой жизни, открытой честному обществу, привыкла ими раскидываться сверх меры или просто по-настоящему не знала этой самой меры.
Холл продолжал сжимать поводья мертвой хваткой. Он еще смотрел на нее, но как-то сквозь, словно думал о чем-то ином, несвязанном с наглой и невоспитанной девицей, пытающейся расцепить его пальцы на упряжи мула. Холл мучительно вспоминал кривую доску объявлений на городской площади, «летучие листки», которые пробегал вчера днем наискось, по старой привычке. Что там было такое интересное, что еще рассмешило Холла? Ах, черт возьми!..
Наемник сморгнул и взглянул девице в глаза.
- Ну что вы, миледи. – Пальцы в кожаной перчатке разжались и выпустили поводья. – Как смею я брать деньги у знатной и благородной персоны.
Холл, действуя больше по наитию, чем по хитрому расчету (хотя за годы практики Орвуд научил свой хитрый расчет всегда быть наитием), отшагнул на шаг назад и поклонился в землю, словно какой-то забитый манор. Сцена эта должна была вызвать у случайных зевак еще большее удивление и интерес, и именно на это бил Холл, разыгрывая дурацкий спектакль с битьем шапок оземь.
И если Джейн еще не растеряла способности подмечать мелочи, она могла бы удивиться, как точно, как по-придворному верно исполнен его убивающий поклон.

Не выпрямляясь и подняв лишь голову, Холл посмотрел вслед удаляющемуся мулу и его наезднице. Затем, крякнув, распрямился, потер затекшую поясницу, цыкнул на собравшихся зевак:
- Что встали, прокаженные, не видели встречи старых знакомых? Платите тогда, коль представление понравилось, что рты раззявили!
В ответ наемника беззлобно послали собирать малину на бесовские грядки, Холл рассмеялся, покачав головой, и сам взобрался в седло. Натянув поводья, он успокоил коня, потрепал его по загривку, и ударил его в бока, поехав по той же дороге, какой скрылся его «старый знакомый». Планы менялись со скоропостижной скоростью, и хотя наемник еще пятью минутами назад думал ехать в сторону Карны, на восток, теперь конечный пункт путешествия прятался во мраке и дорожном тумане.
Зато очень явным и четким рисовался Орвуду Холлу в воображении наемника его единственный и светящийся, словно изображение Игниса в храме, дорожный путеводитель.

Прежде чем последовать за таинственной девицей, Холл решил перестраховаться. Уверенность в его деле – это все, поэтому Орвуд свернул к центру города, пробежал еще раз глазами объявление на доске, и особенно отметил про себя неслыханную сумму (десять золотых и за убийц не дают, а здесь такое!) и словесный портрет пропавшей девушки. Еще Холлу показалось странным то, что ни имени, ни прозвища в объявлении не отметили, но разные же бывают прихоти у несчастных родственников?
Поэтому когда наемник вернулся к выезду из города, догнать переодетую девицу было проблематично. Но его гнали в дорогу десять золотых и затаенное чувство мести, потому что с того же самого пресловутого похмелья каждому казалось, что весь мир настроен против тебя и хочет поставить палки в колеса твоей житейской телеги. Вначале Холл легкой рысью отъехал от города на приличное расстояние, а затем стал искать след мула по обочинам и придорожным кустарникам, логично предположив, что девица не поедет главным трактом, а захочет скрыться в лесах. Она молода и не очень сметлива в подобного рода путешествиях, поэтому никогда не захочет терять дорогу из виду, и эта мысль оказалась золотоносной, потому что после получаса поисков Холл все-таки наткнулся на следы недавно проехавшего всадника в глухом подлеске.
Он догнал ее под самый вечер, когда солнце растекалось по темному горизонту холодным розовым светом, прячась за худые, когтистые ветви деревьев. Холл не стал показываться на глаза девице и как-то проявлять свое присутствие – наемник решил, что легче и удачнее будет схватить ее ночью, во время сна. Но здесь пресловутая удача отвернулась от Холла, подарив девице бедную деревушку, в которой «приятель» наемника и заночевал. Самому Орвуду ничего не оставалось делать, кроме как расположиться в ста ярдах от хлева с девицей, в глухом подлеске, всячески спрятавшись за кустами от дороги и от жилых домов, и прождать так целую ночь, пока на следующее утро девица не проснется и не отправится в дорогу, где Холл ее уже точно не упустит.
Заявляться в трактир наемник не рискнул, побоялся длинных деревенских языков, идти в хлев ночью не захотел, потому что оставался риск наткнуться на хозяев или вспугнуть животных и, опять же, наткнуться на хозяев. Холл, по всем мужским меркам, был еще молод, но в деле своем он был куда как не глуп, а поэтому знал, что десять золотых зарабатываются не умением, и не удачей, а терпением и выносливостью.
- Так-то, - сказал себе под нос наемник, укладываясь спать на голой земле.

Если утро Джейн было полно самолюбования и светлых, ярких, как солнце, мыслей, то утро Холла, во-первых, началось много раньше, и во-вторых, было оно куда более прозаичным.
Холл замерз, хотя как мог, кутался ночью в дорожный плащ. Рассвет пропитался сыростью и влагой, и наемник, седлая коня, мечтал о горячей браге, поглядывая в сторону хлева и прикидывая, когда ряженая девица соизволит проснуться. То, что она проснулась раньше него, было сомнительно, но Холл все же сходил проверить, на месте ли его «приятель». Оставив коня в подлеске, он тайком пробрался к хлеву, увидел знакомого мула и решил, что все в порядке. Теперь оставалось ждать и играть на опережение.
Наблюдая за тем, как девица пропускает купеческий обоз и старается держаться в стороне от дороги, Орвуду пришла странная мысль о том, что из нее мог бы выйти толк в их деле, если бы девчонку как следует поднатаскать и обучить всему.
Девчонку.
Поднатаскать.
Придя к выводу, что иногда ему все же удаются хорошие шутки, Холл тихо и незаметно двинулся следом за девицей, держа длинную дистанцию. Он хотел, чтобы она прошла какой-то определенный отрезок, немного расслабилась, поняла, что ей ничего не угрожает, и тогда…
Старый знакомый появился перед Джейн буквально из ниоткуда. Наверное, он стоял за деревом, а теперь перекрывает дорогу девушке и тычет острым мечом ей в грудь. И конечно, улыбается и сверкает синими глазами.
- Привет, красавица.
Холл сейчас напоминал очень довольного, объевшегося сметаны домашнего кота, который поймал мышку и предвкушает вкуснейшую игру. Наемник разве что не облизывался, как кот, и не потирал рукой лицо. С момента их последней встречи щетина проросла еще больше, берет теперь не покрывал головы, являя черные курчавые волосы, а улыбка стала такой счастливой и уверенной, что теперь, казалось, ее ничем нельзя стереть.
- Только чур, не кричать. Пожалуйста, отпусти пока своего жеребца и ляг животом на землю. И не дури. Я бью больно.
Холл помахал веревкой, которую держал в левой руке, и предупреждающе поводил мечом у шеи девицы, намекая, что заигрывать с ним не нужно. Говорил он негромко, но уверенно, и судя по резким, рубленным фразам, все его шутки ограничивались исключительно его веселым настроением и расположить саму Джейн к такому же призваны не были.
Сугубо солдатский юмор.

- Ну ладно.
Холл пожал плечами, будто ничего не случилось. Наемник, раздумывая, поводил острием меча у лица девицы, затем отвел его в сторону, ловко подбросил и взялся за острый край рукой в перчатке, отшагнув в сторону, словно разрешал Джейн пройти дальше в безопасности и покое.
Но здесь всю картину испортило незаметное, быстрое движение наемника, и он уже оказывается сбоку от девушки, и заносит руку с мечом, и все происходит так быстро и так неожиданно взаправду, что у Джейн почти не остается возможности как-либо среагировать. Тяжелая рукоятка меча ударяет ее по затылку и прямо посреди дня зажигает ночь.
Глядя на распластанное в опавшей листве тело, Холл задумчиво изрек:
- За мертвую, конечно, не заплатят. Но насчет синяков и шишек тоже никто ничего не говорил…
А потом наемник занялся привычным делом.
Он связывал, осматривал, еще раз связывал, вскидывал на плечо, перебрасывал через седло, привязывал в третий раз, забирал все нужное себе, проверял, плотно ли сидит шапка на голове и не выбиваются ли волосы, возвращался к своему коню, привязывал поводья мула к луке собственного седла, и затем наконец-то отправлялся в обратной путь.
Когда Джейн очнется, то увидит очень неприятную и досадную картину: она перекинута через мула, со связанными ногами и руками, к тому же, вокруг рта тоже обтянут платок, а впереди маячит круп коня и спина Холла, который напевает какой-то веселый мотивчик, посматривая на небо и на дорогу. Орвуд уже не стал прятаться по подлескам, на скорую руку придумав себе легенду, если встретит кого-то нежелательного, и решил поехать прямо по тракту в Грейфилд, где его ждали десять золотых за эту горделивую девицу.